листья

Когда взлетает легкая листва -
прозрачных рощ убор позолоченный,
в расторгнутые круги естества
вперяет она взгляд разгоряченный.

Коль гаснет солнца купол обреченный,
свежо горят собора купола,
и листьев просветленная зола
венец сплетает деве обрученной.

Любовь ее, сколь сильна б не была,
всегда тиха и догорает скоро.
Лишь снег ее венчального убора
навечно скрыт в глуши резных палат.

И слабый свет морозного узора -
прозрачный хлад. Весна придет нескоро.

Как "Дар Валдая" под дугою
беспечный молодости смех.
Я от того играл судьбою,
что я делил ее на всех.

Но годы нас повергли в трепет,
бегу растерянно - один,
самонадеянный свой лепет
припоминая, - между льдин.

И над замерзшею рекою
пылает ярко-красный куст,
так осень жадною рукою
срывает песнь с горячих уст.

Застыв во льду зимуют лодки.
Осенний день горит кроткий.

Листья опали, зима подступила
к горлам промерзших дубовых корней.
В день, когда к сердцу подступит могила,
ты обязательно вспомнишь о ней.

Здравствуй, моя отвлеченная Лала,
листья опали, настала зима,
дудка моя излилась (отрыдала),
и сердце мое отпустила тюрьма.

Выйдя зимой в побережные степи,
я удивлюсь протяженности дней.
Видел, как рвутся тяжелые цепи?
Но каждая ночь все длинней и длинней,

Я еще одно добавлю имя,
сделаюсь больней чем был вчера.
Насосавшись молока из вымени,
брошеный ребенок встретит Ра.

Горький хлеб, соски увядших женщин,
серый свет - его прогнали прочь.
Белый снег, сплетенный в тонкий венчик,
спас его от смерти в эту ночь.

Тихий ветер на прощанье тронет
чешую его латунных лат,
каждый лист осенний в нем утонет,
каждый лист с ним вместе виноват.

Легки часы предсмертных дней -
когда сжимаются тиски.
Все краски ярки и резки,
все звуки кажутся точней.

Изгибы улиц всех пьяны,
и смех несется из дверей,
и сны все ясны и нежны,
и безопасны жала змей.

И терпок воздух, и искрист,
и тело пляшет как стрела
в груди врага...
Кленовый лист
дрожит над следом сапога.

Он желт. Часы предсмертны пей.
Легки шаги последних дней.

Сентябрь прихватит август вороватый
и пестует его в коленях лета,
смеется в голос, но уже в заплаты,
как в лиственницы желтые одетый.

И как слепец, бредя уже на ощупь,
угрюмый норд еще лишь на подходе,
и каждый лист себе еще наропщет
последний сон о ветреной погоде.

Крутого кипятку в больное горло...
Весна, весна, еще не вся прошла ты.
Так неуютна ты, хоть животворна,
и грома отдаленные раскаты
услышу ли? Хандрю я непритворно
под твой веселый крик и нежный лепет,
под все твои воинственные пляски...
Не тем питаюсь я, и крови трепет
мне не к лицу, твои мне чужды ласки.

Я что-то дорогое мне утратил,
в обмен на мной любимое наверно,
но как узнать?.. Твой облик груб и внятен,
любуюсь я тобой, но так же верно,
что не люблю тебя в пылу объятий.

Последний монолог прочти с листа,
где, канув, вспять идет угрюмый день,
ноябрьский лед блистает как хрусталь,
крепчает ночь, и наступает тень
на грудь земли, и леденеет сад.

Бесконечный треп -
грязные стены.
Мой последний след теряется здесь.
Беззащитный лис кружит по лесу,
а на ранний снег запоздалый лист,
рыжий лисий брат, падает ниц.

Шаг за шагом в шаг по свежему снегу,
след за следом вслед - всех следов не счесть.
Я сижу и смотрю на грязные стены.
Мой последний след теряется здесь.