солнце

Лист спелый, скован холодом внезапным, замирает.
Жизнь коротка как день и много ль мне успеть?
Об солнца теплый шар жизнь вечер разбивает,
и листьев рушится таинственная медь.

Деревьев мачты ветр со скрипом запирают,
но ветер листьев с них срывает паруса...
О, осени приход, ты как утрата рая
вселяешь Смысл в земной угрюмый сад.

Лес полон ропота, ветр облака сгоняет,
как кучи высохшей безжизненной листвы.
Они в смятении и в беспорядке тают

Уж мутный солнца диск давно в полсилы светит,
свисают облаков плавучие холсты,
излился свет его в тяжелый дух соцветий,
терзающий осенние цветы.

Любовник брошенный спит одержимый горем,
немеет дух его... Глядит из пустоты
всегдашний лик луны над усыпленным морем,
и мысли мертвые, безжизненно чисты,

плывут за трупом труп и стоном стону вторят.
Живящих дней весны все умерли мечты.
Я вижу: жизнь - сон, а пробужденье - горе,

Осеннее солнце светит на желтые листья.
Я бы сметал эти желтые листья с асфальта,
я бы насквозь пропитался их жертвенным дымом.
Листья сгорают без пламени, листья истлеют.

Только останется запах от дыма и пепел.
Ах, эти листья, а были ведь желтые лапы,
были зеленые кроны под солнцем веселым,
были набухшие почки на ветках когда-то.

Когда взлетает легкая листва -
прозрачных рощ убор позолоченный,
в расторгнутые круги естества
вперяет она взгляд разгоряченный.

Коль гаснет солнца купол обреченный,
свежо горят собора купола,
и листьев просветленная зола
венец сплетает деве обрученной.

Любовь ее, сколь сильна б не была,
всегда тиха и догорает скоро.
Лишь снег ее венчального убора
навечно скрыт в глуши резных палат.

И слабый свет морозного узора -
прозрачный хлад. Весна придет нескоро.

Вечером влажным, проснувшись к закату,
видишь, насколько мы ходим под Богом,
в солнечных пятнах зияет дорога,
и видишь, как солнце зияет расплатой.

Сияет оно как начищенный таз.
Что за конец для зенитного Феба?
В эти часы осязаемо небо
бликами наших слезящихся глаз.

Но хочешь ли выпустить горькие стрелы
иль прокричать молчаливый укор.
Укор Фаэтона - ни зрелищ ни хлеба!
И рушатся кони в ущелия гор.

День солнцем горит в переливах молитв,
под солнцем сияет песок,
луною ли воздух пустынный залит,
и трудится мерно висок...

Давно уж над мертвенной той стороной
забытая башня стоит,
в холодную ночь и полуденный зной,
под грустные песни земли.

Что солнце разбудит, то зной убелит.
Очнешься, глядишь на восток.
Вот, думаю я, только пальцы в пыли,
но чище ли станет песок.

Я еще одно добавлю имя,
сделаюсь больней чем был вчера.
Насосавшись молока из вымени,
брошеный ребенок встретит Ра.

Горький хлеб, соски увядших женщин,
серый свет - его прогнали прочь.
Белый снег, сплетенный в тонкий венчик,
спас его от смерти в эту ночь.

Тихий ветер на прощанье тронет
чешую его латунных лат,
каждый лист осенний в нем утонет,
каждый лист с ним вместе виноват.

Мой друг, мы сломаем печать,
тоске подступившей уступим,
в невольничьих пестрых рядах
еврейскую девушку купим.
Она будет петь и кричать
от горя, но что нам за дело!
В огромных раскосых глазах
мы видим лишь гибкое тело.

Я буду на дудке играть,
вином ее сладким напоим,
чтоб было ей легче плясать
и тело отдать нам обоим.

И так породнившись, втроем,
уснем, перепутавши руки,
а солнце заглянет в проем
и скроет от нас наши муки.

Мы слезы глотали и пили их, пили,
чтоб мутная горечь под сердцем окрепла.
И светлые капли копили, копили,
и солнце взошло...
И ослепло!
Ослепло!

На белой равнине.

И кружится в танце внезапном и рваном
движение воздуха, степи и если
взглянуть и подумать о главном, о главном,
то как это странно все вместе. Все вместе.

1

Кисти бродяг от проказы корявы,
молнии блещут - рождается лето.
Странно мне, странники, ваши наряды
будто бы тоже проказа, но ветра.

Май отгорел, из под снежных объятий
вырвалось лето горячее, пряное.
И кисти бродяг - знак тяжелых проклятий
как кисти висят винограда багряного.

Но странно мне.
Так ли мы были знакомы?
Я ваши лица как дождь целовал ли?
Или ли лето не ново?
Не ново вам.
Новое лето
терновое лето.

2

Пока еще мне это ново,
пока свеча не догорела
от половины до основы;
на полдороги до предела
еще возможно отказаться
и оказаться не у дел,
и в дом у моря перебраться,
и под полет небесных тел
дожить до старости с тобою,
и под дыхание прибоя
твердить: "Я этого хотел".

Не ходи в мои степи за мной,
никогда не грусти обо мне.
Мне невиданный виделся бой
этой ночью при полной луне.

И усталых пожарищ огни,
и каленые горла горнил,
вой и топот, и лязги брони,
и глаза неизвестных светил.

И над горькою дымкой степной
солнце бредит куда не взгляни -
мчится всадник от крови хмельной
над растоптанной щеткой стерни.

Он поднялся еще до зари,
чтоб погибнуть с вечерней зарей,
ярко-красное солнце горит
над стальною его чешуей.